Среда, 08 Сентябрь 2021 06:03

Город моей памяти

Восемь десятилетий назад, 8 сентября 1941 года, началась блокада Ленинграда. По тяжести выпавших испытаний на долю простых людей во время войны она едва ли сравнима с чем-либо другим не только в отечественной, но и в мировой истории. Памятуя о дате, мы посчитали важным познакомить наших читателей с живым свидетельством того мужества, с которым ее переживали и преодолевали наши соотечественники, оказавшиеся тогда в городе на Неве.

 

… Сегодня живыми свидетелями блокады остается поколение детей, которые наряду со взрослыми жителями Ленинграда, в сентябре 1941 года оказались в осажденном городе.

Когда читаешь их дневники, становится не по себе. Юные стоики, повзрослевшие не по годам, разучившиеся смеяться и привыкшие видеть вокруг только смерть... «Не только на мне, но и на всем моем поколении детей войны отразилось то страшное время... Вся моя жизнь есть отражение последствий войны – той страшной трагедии, когда в Ленинградскую блокаду от голода умерли мои отец, мать, все близкие...», - написал народный художник СССР, Илья Глазунов, который, будучи 11-летним мальчиком, похоронил в блокаду всех своих родных. Но в то же время, теряя близких, умирая от голода и холода, юные жители города всеми возможными способами пытались помочь взрослым: сбрасывали с крыш фугасные бомбы, трудились на заводах, помогали ухаживать за ранеными в госпиталях.

О ленинградской трагедии написано немало книг, сняты фильмы, опубликованы воспоминания людей, выживших в условиях тех трагических событий.  Казалось бы, о блокаде известно все. Но каждое воспоминание, возвращающее в обстановку лишений, смерти и неимоверной стойкости ленинградцев, – никогда не будет лишним, ибо память лишней не бывает. И каждое свидетельство – еще одна нить, которая связывает этот зыбкий мир и не позволяет предать забвению скорбные страницы нашей истории.

Мы хотели бы поделиться воспоминаниями жительницы Саратова Майи Михайловны Драпкиной.

... В Ленинград, город своего коротенького детства, Майя Михайловна вернулась в 1947 году. Она приехала вместе с мамой, чтобы посетить Пискаревское кладбище. «Сколько людей умерли мученической смертью. Читаешь списки погибших – весь Ленинград там», - с болью в душе говорит Майя Михайловна. Эта боль и сейчас, спустя семь с лишним десятилетий, ее не отпускает.

История Майи Драпкиной – типичная для многих ленинградских семей времен войны. Но в ней, как и в миллионах других таких историй, отразился несломленный дух ленинградцев.

Когда началась война, Майе было около 3 лет. С тех пор бесконечные бомбежки, вой сирены и непреодолимое чувство голода врезались в ее память навсегда. Борясь за каждый день жизни, девочка вместе с мамой провела в осажденном городе полтора года.

- Мой отец – офицер, который ушел на фронт буквально в первые дни войны. А мама, как и все остальные жены военнослужащих, каждое утро уходила рыть окопы, плести маскировочные сети, тушить на крышах домов «фугаски», - рассказывает Майя Михайловна. - Немцы обстреливали город постоянно. Сначала мы прятались в бомбоубежище, а потом испугались, что нас завалит и мы не выберемся. Вокруг было очень много разрушенных домов, и в какой-то момент во время воздушной тревоги мы стали оставаться дома: будь что будет. С нами жила моя тетя, которая училась в университете. Я обхватывала ее колени и просила: «Раечка, пой громче песни, чтобы не слышать этих разрывов бомб и воя сирен».

Еще до начала блокады, когда немцы только подходили к Ленинграду, был дан приказ – срочно эвакуировать семьи военнослужащих. Папа велел маме немедленно собираться, и через несколько часов мы, наскоро собрав только самое необходимое, уже были в поезде. Но как только доехали до окраины Ленинграда, начался обстрел. Люди выбежали из вагонов и стали прятаться в кустах. Помню, недалеко от нас укрылась женщина, она еще была в красной цветастой юбке, которая ее и выдала - просвечивала из-за кустов. Эту женщину убили. И люди, потрясенные увиденным, в панике, прямо под обстрелами, бросились обратно в поезд. Мама, держа меня на руках, забежала в один из первых вагонов. Поезд задним ходом пошел обратно в Ленинград. А через несколько километров, после того как мы проскочили небольшой мостик, немцы сбросили на наш состав бомбу. Несколько последних вагонов упали воду. Мы чудом вернулись в город. А вскоре кольцо вокруг него сомкнулось, и началась блокада.

Что такое голод в нашем понимании? Его можно вытерпеть день, два, неделю. Но когда он длится месяцами… Некоторые сходили с ума. Был случай, когда женщина чешского происхождения, совершенно не знавшая своего родного языка, вдруг заговорила на нем...

Денег, чтобы приобрести какие-то продукты на черном рынке, у нас не было, но в первое время спасли запасы сухарей. Мама любила сухарики, оставшийся хлеб она никогда не выбрасывала, а всегда старалась посушить. К счастью, у нас сохранился мешочек сухариков. Еще до войны мама хотела отдать его на дачу, где жил молочник, но не успела. Это нас и спасло. Чтобы хоть как-то продержаться, мама заворачивала в марлю маленький кусочек черствого хлеба и давала мне сосать. Это меня успокаивало, и на какое-то время я переставала плакать.

Самый страшный удар, который немцы нанесли по городу, - удар по Бадаевским складам, где хранились запасы продовольствия. Это был единственный склад с продуктами для всего Ленинграда. Когда разгромили склады, осажденный город оказался обреченным на вымирание.

Полки магазинов опустели. Мама потом мне часто рассказывала, как голод уничтожал людей. Уже через несколько месяцев блокады люди стали умирать прямо на улицах.  Они шли медленно, шатаясь – дистрофики с желтым цветом лица и потухшими глазами. Некоторые садились или ложились прямо на снег. Кто-то уже не вставал... Трупы на улицах подолгу не убирались, не было сил. И только к весне их стали свозить на Пискаревское кладбище.

В городе не осталось ни одной кошки, ни одной собаки, ни одной птицы.

Голод – это страшное явление, которое выявляет в человеке все его качества. Было все – и героизм, и подлость. Но большинство ленинградцев все-таки не сдавались и оставались людьми. Недавно я прочитала книгу Владислава Глинки «Воспоминания о блокаде», которую невозможно читать без слез. Он рассказывает о ленинградцах, которые остались в городе охранять запасники Эрмитажа. Они умерли все до одного, но какую стойкость и мужество они проявили... Люди теряли своих близких, но, несмотря на горе, отчаяние, отсутствие сил, они превозмогали себя и шли на работу.

Самое тяжелое время - зима 1941-1942 годов. Морозы держались на уровне 40 градусов, в домах было очень холодно. Перестали работать электростанции, замерзли водопроводные и канализационные трубы, жители остались без воды и света.

В 1942 году я заболела дизентерией и оказалась в списке смертников. На двери больницы каждый день вывешивали информацию о состоянии больного в виде графика. Моя кривая неуклонно шла вниз. Мама сумела передать отцу, что я умираю. Не знаю, что сделал папа, но вскоре меня забрали из стационара и лечили дома. Невероятным образом я выздоровела. Я была сильно исхудавшая, но выжившая.

В 1943 году нас с мамой эвакуировали в Челябинскую область. Перевозили на переправе через Ладожское озеро – под бомбежками вражеских самолетов.  Они летели над нами всю дорогу и бомбы разрывались в нескольких десятков метров от нас. Иногда они попадали в цель. Было страшно смотреть, как переправы с людьми уходят под воду.

В то время мама уже вся опухла от голода, но она не сломилась. Она всегда была для меня примером огромного мужества. Когда нас эвакуировали, ее, изможденную и терявшую последние силы, предупредили: есть нужно очень осторожно. Поэтому хлеб, который ей выдавали, мама прятала под подушку и отщипывала от кусочка буквально по крошке.

А спустя два года, в 1945 году мы приехали в Саратов. Дело в том, что вся мамина родня жила в Белоруссии, и швейная витебская фабрика №2, на которой работал ее папа, была эвакуирована в город на Волге. Сюда переехали мамины родители, брат и сестра. Мама их нашла. Но жить нам было негде. Ее родственникам выделили 9-метровую комнату на набережной – это на четырех человек! Поэтому в первое время мы ночевали прямо на маминой работе – на столы расстилали детские матрасы и спали.

По образованию мама была техническим работником. Но еще на Урале она устроилась воспитательницей в детский сад, чтобы я была при ней и всегда имела тарелку супа. Так она и всю жизнь с детьми и проработала. В Саратове ее приняли в детсад № 54, что напротив «Пешки». Его заведующая Анфиса Васильевна Духина встретила нас очень тепло. Мы даже жили у нее какое-то время. Потом мама поступила на заочное отделение педучилища. Она делала изумительные поделки из репья, очень красиво вырезала из бумаги танцующих кукол – а я у нее так и не научилась…

Саратов стал моим вторым домом. Здесь я окончила музыкальную школу, консерваторию, 20 лет проработала в филармонии скрипачкой. Потом – преподавателем в музыкальной школе. Очень люблю свою профессию. Отец мечтал, чтобы я играла на виолончели и училась в музыкальной школе. И так случилось, что в Саратове я познакомилась с арфисткой Анной Давыдовной Гейман и ее мужем - Иваном Емельяновичем, который играл на бандуре и гобое. Они жили в нашем дворе. У них не было детей, и они меня частенько приглашали к себе. В их доме собралась целая коллекция духовых музыкальных инструментов, которые я пыталась освоить. Видя мой неподдельный интерес к музыке, Анна Давыдовна отвела меня к профессору консерватории Викентию Викентьевичу Зайцу. Он прослушал меня, посмотрел мои руки и сказал: «Эта девочка должна заниматься на скрипке». И меня приняли в городскую музыкальную школу. Вот так я попала в мир музыки.

А папа так и не узнал об этом. Он погиб в освобожденном Киеве от рук бандеровцев 2 января 1944 года. И прорыв блокады, и День Победы – для нас с мамой это и праздник, и траур одновременно. В эти дни мама всегда плакала.

Мне кажется, те, кто выжил в блокадном Ленинграде, - по-другому относятся к жизни. Жизнь ценна сама по себе. Я всегда радуюсь тому, что имею. Выхожу по утрам и говорю себе: «Люблю эти деревья, растения, солнце…» И бережно отношусь к хлебу. Если остаются крошки, собираю птичкам. Не могу его выбросить. Глядя на буханку душистого хлеба, всегда думаю про блокадный Ленинград: «Вот это бы – туда».

В последнее время я часто выступаю перед школьниками, студентами рассказываю им о том, что нам пришлось пережить. Ленинградская трагедия не должна быть забыта. На такие встречи иду всегда, несмотря ни на погоду, ни на самочувствие. Ведь если меня приглашают, значит, людям это нужно. Блокада Ленинграда - это суровая правда, но ее необходимо знать и помнить о мужестве и самоотверженности миллионов ленинградцев, которых не сломили ни постоянная угроза смерти, ни голод, ни бесконечные потери и лишения.

… Этими воспоминаниями Майя Михайловна поделилась с нами два года назад. Но, сколько бы ни прошло времени, они всегда будут отзываться болью не только в сердцах очевидцев тех страшных событий, но и нас, знающих горькую правду лишь из книг и рассказов самих ленинградцев.

Татьяна Саухина

Прочитано 902 раз
Авторизуйтесь, чтобы получить возможность оставлять комментарии

Ðåéòèíã@Mail.ru